Сомопознание и развитие

ПРЕДИСЛОВИЕ

Несколько лет назад я натолкнулся на научное исследование, доказывающее важность молитвы в деле укрепления здоровья, и оно поразило меня. А поскольку до этого я никогда не слышал о серьезных научных экспериментах по исследованию силы молитвы, то сначала предположил, что эти опыты - нечто из ряда вон выходящее, нетипичное для науки. Но так ли это было на самом деле? Почему-то я не мог оставить этот вопрос невыясненным и начал целенаправленно просматривать научную литературу, чтобы найти еще какие-нибудь факты и экспериментальные подтверждения эффективности молитвы. И я нашел их очень много! Более сотни экспериментов, соответствующих критериям «серьезной науки», среди которых многие проводились в строго контролируемых лабораторных условиях. И результаты более половины из них показывали, что молитва может произвести существенные изменения в организме живых существ.

Я был ошеломлен. Когда я начинал свои поиски, то был уверен, что результат будет отрицательным и вряд ли изменит мое первоначальное скептическое отношение к этому вопросу. Ведь если бы научные доказательства исцеляющего действия молитвы существовали, то об этом знали бы многие опытные, практикующие врачи. И я пришел к пониманию истины, о которой писали многие историки науки: люди всегда пренебрегают той частью знаний - какой бы впечатляющей она ни была, - которая не соответствует идеям, преобладающим в обществе на данный момент, - независимо от того, насколько в действительности велика их научная ценность. В видении ученых (включая и врачей) тоже есть «белые пятна». Похоже, вопрос о влиянии молитвы - яркий тому пример.

И тогда передо мной встал вопрос: что мне, как врачу, делать с этой информацией? Пренебречь ею или использовать в практических методах лечения? В конце концов все эти туманные размышления слились в единственный вопрос, от которого я не мог уклониться: ты собираешься молиться за своих пациентов или нет?

Долгие годы я вообще не думал ни о каких молитвах. Я считал молитву чем-то второстепенным, необязательной приправой, чем-то таким, что и в голову не пришло бы поставить на одну доску с лекарствами и хирургией. В сущности, я избегал любых духовных или религиозных влияний в лечении, потому что считал себя врачом, применяющим только научные методы.

Я рос в том мире, которого больше не существует, - в мире арендаторов-издольщиков, работавших на хлопковых полях Центрального Техаса. Молитва и протестантизм буквально пропитали эти унылые равнины - и каждого, кто там жил, за немногими исключениями. Маленькая деревенская церквушка, размером с большую комнату, одиноко торчавшая среди хлопковых полей на перекрестке дорог, была центром, вокруг которого вертелась жизнь местных жителей. Поодаль от церкви находилась «молельня» - открытый со всех сторон навес под крытой щепой крышей, используемый в душную, знойную летнюю пору для нравоучительных собраний на открытом воздухе. Люди собирались в церкви дважды в неделю - по воскресеньям и средам, вечером, - чтобы попеть, помолиться, покаяться и послушать проповедника, молодого семинариста из пастората при Бейлор- ском университете, что недалеко от Вако. Он приправлял свои проповеди отвратительными и ужасающими описаниями адского пламени и вечных мук (проповеди о рае читались гораздо реже).

Когда я был ребенком, то не сомневался в истинности того, что слышал. Я воспринимал все всерьез. Уже в 14-летнем возрасте я исполнял обязанности пианиста в этой маленькой церквушке и был активным участником движения за «возрождение молодежи». А в 16 лет уже ездил вместе с церковным квартетом и с таким же пылом играл на пианино для странствующего проповедника, известного всему штату своей истовой религиозностью, как и для евангелистов своей церкви. Я тоже хотел стать проповедником, но в последний момент мои планы изменились, и я начал посещать Бейлорский университет - самое большое в мире учебное заведение, основанное баптистами. Мой брат-близнец (сегодня отставной дантист и прирожденный мистик) остался безучастным к этому религиозному рвению. Когда пришло время оставить ферму и идти учиться в колледж, он убедил меня, что более мудро все же поступить в Техасский университет в Остине. Оглядываясь назад, вспоминаю, что были определенные предзнаменования, указывавшие на правильность моего выбора. Так, незадолго до того, как мы собрались ехать в колледж, крыша нашей шаткой маленькой церквушки начала вдруг наклоняться в южную сторону, как бы указывая путь на Остин. Молельня фактически развалилась; церковный квартет распался; бродячий проповедник погиб в авиакатастрофе.

В университете моя приверженность к религии стала ослабевать. У протестантов-фундаменталистов всегда существовали проблемы с научным материализмом, и я не составлял из этого правила исключения. Поскольку я находился под влиянием философии Бертрана Рассела, Олдоса Хаксли и других гигантов прогрессивной мысли, мой религиозный пыл начал ослабевать. Так я стал агностиком.

После окончания колледжа последовала учеба в медицинской школе, затем служба в армии - во Вьетнаме я был хирургом батальона. К тому времени, когда наконец закончилась моя практика молодого врача в больнице и я начал заниматься частной практикой, во мне стали «прорастать» новые духовные корни. Главным толчком в этом процессе было то, что я открыл для себя - еще во время учебы в медицинской школе - философские направления Востока, особенно буддизма и даосизма. Я с жадностью читал труды восточных мистиков и западных толкователей их философий. И был приятно удивлен, обнаружив, что основа их учений - не чисто восточная, а универсальная, появлявшаяся в учениях многих основных духовных традициях Запада. Я обнаружил, что западный мистицизм во многом схож с учениями Востока, хотя это и не проявлялось в явной форме. Понимая, что дополнительно к философским размышлениям мне требуется практика, я начал заниматься медитацией. В то время в Техасе это было делом нелегким. Очень мало было инструкторов и наставников по медитации, так называемых гуру, да и само слово «медитация» считалось неприличным. Однако уже появлялись книги по практической медитации, и я начал применять некоторые рекомендации в своей врачебной деятельности. Приложив немало труда и упорства, преодолев сложности, связанные с разнообразием мнений и методик авторов, писавших на эту тему, я постепенно усвоил азы искусства медитации, и это принесло мне больше душевного удовлетворения, чем что-либо другое из того, что мне довелось узнать с тех пор, как я вышел из детского возраста.

И все же, когда дело касалось молитвы, меня охватывало смятение. По правде сказать, я не знал, как ее можно применить. С медитацией все понятно, но мысль о том, что в молитве «говоришь с Богом», напоминала мне обычаи фундаментального протестантизма времен моего детства, с которым, как мне казалось, я покончил. Тем не менее результаты молитвенных экспериментов всегда сильно влияли на мое душевное состояние.

В процессе исследований я понял, что молитва может принимать разные формы. Я получал результаты не только тогда, когда люди молились о чем-либо конкретном, но и когда они просто молились, ничего не прося. Специальные исследования показали, что с точки зрения статистики молитва, включающая фразу «Да будет воля Твоя», воздействовала сильнее, чем в том случае, когда люди молились о конкретных результатах. Во многих экспериментах, похоже, сама позиция веры - всеохватывающее чувство благожелательности и сопереживания, желание помочь и осознание единства с Высшей Силой в моменты крайней необходимости - настраивала человека на исцеление.

Эксперименты показали, что молитва позитивно воздействует на людей, страдающих гипертонией, частыми сердечными приступами, головными болями, болями из-за физической травмы, и на тех, кто испытывает изнуряющее чувство постоянного беспокойства. В эти исследования входила и проверка воздействия молитвы на состояние воды, на ферменты, бактерии, грибок, дрожжи, красные кровяные клетки, раковые клетки, на скорость образования клеток, рост семян, растений, морских водорослей, личинок моли, мышей и цыплят. Проверялось воздействие молитвы и на такие процессы, как деятельность ферментов, быстрота образования лейкозных белых кровяных клеток, скорость движения бактерий, интенсивность прорастания семян, скорость заживления ран, уменьшение размеров зоба и опухолей, сокращение времени для пробуждения после анестезии, электрическая проводимость кожных покровов, скорость гемолиза и изменение уровня гемоглобина.

Следует отметить, что эффективность молитвы не зависела от места, где находился молящийся человек: в том помещении, что и организм, на который оказывалось воздействие, или на отдаленном расстоянии. Исцеление происходило и в первом, и во втором случае. Казалось, ничто не могло остановить или помешать действию молитвы. Даже когда «исследуемый объект» помещали в оцинкованное помещение, стены которого защищали от всех известных науке форм электромагнитной энергии, молитва оказывала свое позитивное действие.

Когда я ознакомился с этими данными, ход моих мыслей изменился. Я говорил себе: «Похоже, молитва срабатывает. Это подтверждается научными данными. Не попробовать ли и мне использовать молитву в моей врачебной практике?»

С течением времени появилось твердое убеждение, что не использовать молитву во врачебной практике равнозначно отказу больному в том или ином сильнодействующем лекарстве или в хирургической операции. Я считал, что следует придерживаться традиций научного подхода в медицинской практике, то есть серьезно проверять все данные с позиции науки, а не «в обход ее», - независимо от того, насколько это могло оказаться делом нелегким и задевающим чьи-то привычные убеждения. Но я уже не мог игнорировать свидетельства эффективности молитвы, хотя и испытывал при этом неприятное чувство, будто предаю заветы ученых-медиков. И после многих месяцев раздумий, взвешивания всех «за» и «против» я пришел к заключению, что мне следует молиться за своих пациентов. Но как? Я понимал, что не смогу молиться так, как меня учили в детстве, так как прежние образы тех, кто молился, времен моего детства, включая и священника, не вызывали в моей душе подъема. Ребенком я ежедневно составлял списки всех, кого мог вспомнить и кто нуждался в помощи, а потом, с угрюмой одержимостью, перечислял их в молитве, препоручая Всевышнему. Я прилагал огромные усилия, чтобы молитва моя «была по существу», поскольку меня учили, что нужно молиться именно «так». Но теперь я не считал это правильным; поэтому придумал собственный молитвенный ритуал, который соответствовал моим нынешним духовным наклонностям и убеждениям. Каждое утро я приходил в свой офис раньше обычного, торжественно воскурял фимиам и входил в отрешенное молитвенное состояние разума. Когда благовония начинали окутывать комнату, я взывал к Абсолютному, произнося только эти слова: «Да будет воля Твоя». Это касалось пациентов, которые ждали моего утреннего обхода в больнице, а также тех, кого я собирался принять в этот день в своем кабинете. По причинам, которые мы обсудим позже, я никогда не молился о конкретных результатах: чтобы исчезла раковая опухоль, прошел сердечный приступ, исчез диабет. Я следовал такой стратегии: «Пусть будет наилучший результат», не уточняя, что имеется в виду под словом «наилучший».

Я не побуждал и моих пациентов молиться. В этом не было нужды. Ведь это был Техас - местность, где люди и без того энергично молятся и за себя, и за других, - для них это было нечто само собой разумеющееся. Я знал, что имена моих пациентов уже занесены в более длинные молитвенные списки, чем те, что я составлял в своем детстве. Мне было приятно сознавать, что это наше совместное усилие. Это отвечало моим личным взглядам на таинства духовного характера и в то же время не позволяло проявиться ханжеству, типичному для протестантов, которое вызывало во мне отвращение.

В мой ритуал входило и использование нескольких трещоток и бубнов - похожие «инструменты» используют шаманы и народные целители, когда «взывают к Высшим Силам». На протяжении ряда лет эти любопытные вещицы мне приносили друзья и пациенты. И теперь, когда я брал их в руки, то чувствовал свою связь с целителями всех времен и народов. И хотя еще недавно мне бы и в голову не пришло, что я, современный человек, квалифицированный врач, получивший академическое образование, носящий белый медицинский халат, буду вести себя как шаман из дикого племени, тем не менее этот молитвенный ритуал приносил мне глубокое удовлетворение.

Но однажды утром все приняло неожиданный оборот. В состоянии особого душевного подъема я налил в курильницу слишком много фимиама, что привело в действие противопожарную систему. Мне пришлось заплатить за визит инспектора пожарной охраны больницы, которого эти «приятные благовония» привели в ярость. Однако это не охладило моего пыла, и я продолжал молиться за своих больных до тех пор, пока не закончился срок моей практики в больнице, - это произошло пять лет назад. Изменила ли что-нибудь молитва? Стал ли я благодаря ей лучше как лечащий врач? Не знаю. Ни до, ни после я не проводил относительных научных исследований. Я просто верю в то, что это правильно, пусть даже единственный результат - это чувство более тесной духовной связи с теми, кого я лечил.

Не я один использовал молитву в медицинской практике. Многие врачи практикуют ее. Но они не распространяются об этом, так как это «не соответствует научному мировоззрению». Современное медицинское образование ставит перед человеком дилемму: либо логический, аналитический, рациональный подход, либо нерациональный, религиозный, основанный на предрассудках. Но с течением времени мы понимаем, что выбор между наукой и духовностью носит надуманный характер, - даже с научной точки зрения. Сейчас существует и третья позиция, когда наука и духовность стоят рука об руку, дополняя друг друга, не пытаясь узурпировать или уничтожить одна другую.

На протяжении многих лет я недоумевал, почему лишь немногие из моих пациентов заводили разговор о своем отношении к религии и молитве. Думаю, это происходило по крайней мере по трем причинам. Первая: лишь немногие действительно умели молиться или знали, как применить свою религию к возникшей проблеме, и поэтому им нечего было обсуждать. Но это маловероятно. Я ведь занимался врачебной практикой не где-нибудь, а в «Библейском Поясе», причем, как выражались некоторые, в самой пряжке этого «пояса» - в Техасе, где религиозность с давних времен пропитала все поры общества и где люди все время молились, по поводу и без повода. Вторая причина: возможно, мои пациенты опасались, что я не одобрил бы их религиозных взглядов и их привычка молиться не вызвала бы моего сочувствия. И это, конечно, не могло побудить их к откровенности. А ведь я уже написал несколько книг о роли самосознания и духовных факторов в деле восстановления здоровья и исцеления от болезней. И многие мои пациенты их читали. Третья причина наиболее правдоподобна: они считали эту тему сугубо личной.

И я понял, что пациенты не хотят впутывать свои религиозные чувства во взаимоотношения с лечащим врачом. Смешение религии и медицинской практики кажется чем-то таким же одиозным и опасным, как и смешение церкви и государства. Задача врача - предоставить свои медицинские знания и опыт, а также эмоциональную и психологическую поддержку тем, кто к нему обращается. А пациенты, которые хотят чего-то большего, могут попросить его о взаимодействии на более глубоком уровне; однако лучше, если они сами, а не врач проявят эту инициативу.

Но не каждый врач пойдет им навстречу. После того как я отслужил в армии, меня назначили главным врачом военного гарнизона в Форт-Карсон в Колорадо- Спрингс, штат Колорадо. Вместе со мной в клинике работали два гражданских врача; они были новообращенными христианами и глубокорелигиозными людьми. Первое, что видел пациент, входя в их кабинет, была Библия, которая лежала рядом с медицинскими книгами. и журналами. В округе было известно, что эти врачи используют в своей практике методы христианской веры, и по этой причине к ним валом валили пациенты. Но были и больные, которые хотели, чтобы медицинское лечение не было связано с религиозными взглядами их врача, и поэтому отказывались консультироваться у них.

Кроме того, в начале моей частной практики, недолго, я состоял в штате госпиталя, в котором два психиатра практиковали «христианский метод психиатрии». Они открыто говорили об этом и пользовались популярностью среди местного населения.

Эти двое вызывали у меня беспокойство. Я считал, что медики не должны использовать врачебный авторитет как платформу для пропаганды частных религиозных убеждений. Пациенты, особенно серьезно больные, чрезвычайно восприимчивы ко всему, что предлагает врач, что дает ему возможность навязать им личное «кредо» с позиции веры. Казалось бы, что тут такого? Но, по-моему, это не что иное, как бессовестное злоупотребление своей властью. Поэтому хочу пояснить, что в этой книге я не «пропагандирую» свой метод молитвы, а лишь хочу обсудить эту малоизвестную область медицинской науки и познакомить с ней пациентов, - но только если они сами этого хотят.

Подчеркиваю - я не считаю правильным, когда врачи навязывают собственные духовные убеждения пациентам. Для врача, чувствующего потребность сделать что- нибудь еще, помимо традиционно применяемых медицинских средств, самым лучшим является молитва. Научные эксперименты показывают, что молитва действует не только в определенном месте или на определенном расстоянии, - нет, врачи могут молиться за своих больных наедине с собой и где угодно. Это избавило бы пациентов от докучливых проповедей и необходимости менять свои убеждения, что довольно часто врачи и предлагают сделать особо чувствительному больному. А те пациенты, которые хотят чего-то большего, чем традиционное лечение, могут сами об этом попросить. В этом случае разумно привлечь третье лицо - скажем, представителя духовенства. Мы ведь не позволяем священникам и проповедникам удалять аппендицит; так и тут: врачи не должны намеренно заниматься духовными проблемами своих пациентов, так как белый халат, стетоскоп или скальпель не дают нам права заявлять еще и о своей духовной компетенции.

Многие клинические случаи, рассмотренные в этой книге, взяты из личной медицинской практики, когда я работал в больнице в начале своей карьеры. Все имена пациентов изменены ради сохранения конфиденциальности.

ОТ АВТОРА КНИГИ "Исцеляющие слова. Сила молитвы в практической медицине"